Авторы описывают женщину 49 лет из Гватемалы. Пациентка не курит и никогда не употребляла психоактивные вещества¹.
После 30 лет у нее появились выраженные психотические симптомы, чему предшествовал период социальной изоляции и разрыва отношений. Она получала амбулаторное лечение и несколько раз госпитализировалась. Первый документально подтвержденный курс терапии, проведенный в Италии, включал применение галоперидола и диазепама в сочетании с приемом снотворного на ночь. После прекращения лечения у пациентки наблюдался эпизод с выраженными клиническими симптомами, и в течение следующих 2 лет она еще несколько раз госпитализировалась, пока состояние не удалось стабилизировать с помощью рисперидона в дозе 6 мг/сут и диазепама. В течение нескольких лет психотические симптомы оставались контролируемыми, хотя пациентка сообщала о неудовлетворительном качестве жизни. Она отмечала «заторможенность из-за приема препаратов», растерянность, снижение внимания и концентрации. Появление тревоги, бессонницы и бредовых идей преследования требовало периодического увеличения дозы препарата, что сопровождалось нежелательным седативным эффектом¹.
В возрасте 48 лет, после длительной аменореи, у пациентки была обнаружена повышенная концентрация пролактина в сыворотке крови. Женщина была напугана полученным результатом, который стал причиной тревоги и выраженной бессонницы. Она захотела немедленно прекратить прием всех лекарственных средств. Пациентка согласилась перейти на терапию оланзапином в дозе 20 мг/сут¹.
На начальном этапе оланзапин переносился хорошо. Бессонница и возбуждение стали менее выраженными, возобновились менструации. Однако снижения тяжести негативных симптомов не наблюдалось. Повысился аппетит, и в течение нескольких недель масса тела увеличилась почти на 10 кг. Обеспокоенная увеличением массы тела и недостаточной эффективностью препарата, пациентка хотела прекратить лечение, а затем попросила сменить препарат¹.

Терапию карипразином начали методом перекрестного титрования. Дозу карипразина увеличивали в течение 3 недель до 4,5 мг/сут, а дозу оланзапина постепенно снижали. Через 3 дня пациентка поступила в отделение неотложной помощи в состоянии выраженного психомоторного возбуждения, с полным отсутствием сна, спутанностью сознания, акатизией и мыслями о самоповреждении. Чтобы предотвратить дальнейшее увеличение массы тела, она резко прекратила прием оланзапина и начала принимать карипразин в дозе 4,5 мг/сут. Женщина поступила в стационар, терапия карипразином была начата повторно с постепенным увеличением дозы до 4,5 мг/сут. Одновременно назначили бипериден в дозе 4,5 мг/сут, лоразепам в дозе 6 мг/сут и седативный антигистаминный препарат. В течение нескольких дней возбуждение и акатизия существенно уменьшились, нормализовался ночной сон, продуктивные симптомы отсутствовали. Концентрация пролактина в сыворотке крови вернулась к нормальным значениям¹.
Через 2 недели пациентка была выписана и наблюдалась амбулаторно. Бипериден и лоразепам постепенно отменили. Примерно через 3 месяца после перевода на терапию карипразином состояние пациентки было компенсировано по показателю продуктивных симптомов, субъективно улучшилась концентрация внимания, а масса тела стала постепенно снижаться¹.

В этом отчете о клиническом случае, опубликованном Mencacci и соавт.¹, представлено успешное лечение негативных симптомов карипразином после частичного ответа на другие антипсихотические препараты.
Авторы подчеркивают, что антипсихотические препараты третьего поколения переносятся лучше, особенно с точки зрения метаболических нарушений. Как правило, они обладают меньшим седативным эффектом и влиянием на эндокринную систему и практически не изменяют аппетит и массу тела¹. В частности, карипразин обладает уникальным высоким сродством к D3-рецепторам, что делает его потенциально действенным средством лечения негативных симптомов и когнитивных нарушений. Он также характеризуется высоким сродством и частичным агонизмом к D2-рецепторам, что обеспечивает подтвержденную эффективность в отношении продуктивных симптомов¹. Однако препараты третьего поколения не исключают применения ранее разработанных антипсихотических средств. Напротив, они расширяют терапевтические возможности и увеличивают выбор и число потенциальных комбинаций лекарственных средств с разными рецепторными эффектами¹.
Авторы отмечают, что пациентка в достаточной степени соблюдала режим лечения, но лишь частично понимала необходимость длительной поддерживающей терапии, что снижало ее способность следовать указаниям, особенно при появлении побочных эффектов. Когда стало известно о повышении концентрации пролактина, у нее развилось соответствующее и потенциально опасное состояние возбуждения, и она хотела прекратить прием всех лекарственных препаратов. Оланзапин был подходящим методом терапии для снижения концентрации пролактина и контроля психотических симптомов с благоприятным седативным и успокаивающим эффектом, отказ от приема препарата привел бы к назначению дополнительных лекарственных средств, что могло снизить комплаенс¹.
Тем не менее клинически значимое увеличение массы тела означало, что оланзапин больше не отвечает потребностям пациентки и не обеспечивает хорошую переносимость терапии, которая способствовала бы соблюдению режима лечения и достижению оптимальных клинических результатов. В сложившейся ситуации переход на карипразин должен был оказать благоприятное действие при условии перекрестного титрования с оланзапином, как и планировалось, чтобы минимизировать последствия внезапного уменьшения блокады холинергических и гистаминергических рецепторов¹. Однако резкое прекращение приема оланзапина и быстрое повышение дозы карипразина, по-видимому, привело к синдрому «рикошета», связанного с прекращением холинолитической и антигистаминной активности, что объясняет симптомы, наблюдавшиеся в тот период. Таким образом, необходимо не только оценивать целесообразность применения определенного антипсихотического препарата у определенного пациента в определенной фазе заболевания, но и индивидуализировать переход на другую терапию в зависимости от применяемого антипсихотика¹.